Вместо сохраняющихся с советского времени двух параллельных школьных систем следует создать единую систему среднего образования с возможностью при желании изучать русский и другие языки и культуры, считает редактор Доклада о развитии человеческого потенциала, филолог Анна Вершик в Postimees.

Сохранение эстонского языка и эстонской культуры – основа существования эстонского государства. Между тем мир благодаря мобильности людей и инфотехнологиям становится всё более открытым. Возросла роль и расширился ареал английского как международного языка общения (лингва франка). Уезжают за границу и многие эстонцы, чтобы жить там временно или постоянно.

Язык развивается во времени и различается по регионам. Сегодня эстонский совсем не таков, каким был сто лет назад, – каждое поколение меняет язык по-своему. Но грозят ли такие перемены эстонскому языку?

Изменение языка – естественный процесс

Язык – не только средство общения, не только совокупность слов и грамматических правил. То, как мы используем языковые ресурсы, обусловлено как непосредственным контекстом, так и тем, кто мы есть, кем себя считаем и какие роли играем.

Несмотря на изменения структуры и лексики, язык может оставаться символом для данной группы людей. Переменчивость запрограммирована в самом языке. Его развитие неизбежно, и развивается он как по внутренним, собственно языковым, так и по внешним причинам: на язык влияет политическая ситуация, его престиж и статус, количество его носителей.

Угрожающие сохранению языка факторы – внешние. Они связаны скорее с культурой и идентичностью, скажем, с нежеланием связывать себя с определенной группой или осуждением каких-то носителей языка и желанием от них дистанцироваться.

Опасна для языка и ситуация, когда его непросто использовать, например, слишком узок круг общения на данном языке. Сюда же относятся радикальные и трагические ситуации, когда под вопрос ставится физическое существование носителей языка, среди прочего это депортация и геноцид.

Язык не умирает, заимствуя слова. Если рассматривать любой язык исторически, в нем обязательно отыщется немало чужеродного материала и в лексике, и в семиотике, и в грамматике. Русский язык, на котором говорят в Эстонии, существенно отличается от русского, на котором говорят в России, а также от вариантов русского, на которых говорят в Латвии или на Украине.

Причиной заимствования может быть не отсутствие аналогов и угасание языка, а иная реальность: в эстонском русском заимствованные слова соотносятся с конкретными понятиями в специфически эстонском контексте – и более точно передают их значение. Английские заимствования в эстонском сами по себе – это еще не признак опасности. Сохранять язык – значит передавать его следующим поколениям, а не оберегать его слова и модели от изменений.

По большей части жители Эстонии многоязычны. Для маленького народа это неизбежная потребность и жизненная необходимость. Многоязычный человек обычно не отождествляет себя со всеми языками в равной степени и не считает, что принадлежит ко всем группам носителей языков, которыми владеет.

Многоязычие не противоречит политике одного государственного языка. Один госязык важен для Эстонии именно как символ, однако мы – маленький народ, и знать много языков для нас – жизненная необходимость.

Интернет замечательно объединяет зарубежных эстонцев. Для тех, кто живет за границей, выучить и сохранить эстонский – задача, требующая усилий. Контактировать с другими носителями языка помогают и современные технологии. Скажем, живущие в Финляндии эстонцы общаются в группах в социальных сетях. Там они получают помощь и ответы на свои вопросы и просто общаются на эстонском языке. Интернет не только способствует распространению английского и других крупных языков, он также объединяет малые народы и носителей языка, которые живут за границей.

На развитие и сохранение языка влияет и миграция. Это касается как живущих за рубежом эстонцев, так и тех, кто приезжает жить в Эстонию. Частично проблемы уходят корнями еще в советские времена – скажем, попытка обособиться и жить исключительно в своей языковой среде, в том числе географически. Разноязыкие общины контактируют недостаточно, отсюда – физическая и ментальная сегрегация, в итоге миграция влияет на сохранение как языка, так и идентичности.

Во многом виноват СССР

В правовом и социолингвистическом аспекте нельзя сравнивать живущих в Эстонии советских переселенцев и их потомков ни с т.н. коренными меньшинствами (ливы в Латвии, русские староверы в странах Балтии), ни с иммигрантскими меньшинствами (поляки в Великобритании и Ирландии). Несмотря на разглагольствования о дружбе народов и всеобщем равенстве, на деле в советское время только у русскоязычных людей было право оставаться моноязычными – у других такого права не было.

Языковые требования могут тяготить живущих в Эстонии русских, люди могут скучать по советскому прошлому и моноязычию. По сути, это остаточное стремление к сегрегации, желание создать моноязычный мир. Обе языковые общины в Эстонии достаточно велики, чтобы обойтись без соприкосновения с другой общиной.

Изменение количества знающих эстонский неэстонцев в сравнении с последней советской переписью 1989 года показывает, что третье-четвертое поколение иммигрантов – это на деле первое немоноязычное поколение. Из опроса Института прав человека 2015 года следует, что чем моложе отвечающий, тем вероятнее, что он заговорил на эстонском в раннем детстве.

Важна связь между знанием эстонского и признанием значимости языка: те, у кого эстонский на достаточно хорошем уровне, ценят этот язык.

Еще одно отличие между эстоно- и русскоязычными проявляется в связке между знанием эстонского и английского. Согласно комментарию профессора Тийта Таммару к статистике, по-английски эстоноязычные говорят чаще, чем русскоязычные, в том числе молодежь.

А значит, эстоноязычные ориентированы на большой мир, в то время как русскоязычные ориентированы в основном на русскоязычное инфопространство.

Нам нужна общая система образования

Про обучение эстонскому часто рассуждают в том ключе, что нет смысла осложнять кому-то жизнь двуязычным обучением – скорее следует увеличить число уроков эстонского языка. Несмотря на кажущуюся логичность, этот подход не помогает. Даже если уроков эстонского в школе много, в сегрегационной среде не возникает мотивации использовать эстонский и создавать связи за пределами привычной языковой среды.

Люди в какой-то мере овладевают языком, но его не используют: им это не нужно. Результат – ограниченные возможности в сфере высшего образования и на рынке труда. Разрушение механизма, воспроизводящего языковую и социальную сегрегацию, имело бы определяющее стратегическое значение.

Вместо сохраняющихся с советского времени двух параллельных школьных систем следует создать единую систему среднего образования с возможностью при желании изучать русский и другие языки и культуры.

Куда примкнут новые иммигранты? Было бы опасно, если б они приноравливались к уже действующей сегрегационной модели: более успешные в социально-экономическом плане, более молодые иммигранты в основном из Европы при выборе места жительства схожи с эстонцами, а те, кто прибывает из бывшего СССР, – с русскоязычными.

Возможно, некоторые новые иммигранты так и будут говорить по-английски, полагаясь на хорошее знание английского у местной молодежи. Исключением могут стать единичные интеллектуалы и активисты гражданского общества, которые в последнее время едут к нам из России, – они могут думать о себе как о русскоязычных, но не отождествляют себя с РФ как с государством и считают эстонский политический климат вполне для себя подходящим. Черный сценарий – сохранение параллельных общин, пополняющихся новыми приезжими, причем разделение лишь углубляется.

Перевод с эстонского.